Модель взаимоотношений девушек и парней была выработана на протяжении столетий. Почти у каждой девушки, за редким исключением, был почётник.
ской деревне модель взаимоотношений девушек и парней была выработана на протяжении столетий. Она предполагала, что девушки и парни составляли пары, которые назывались «игровыми», «игральными», то есть возникшими для совместного проведения «молодого времени», а девушку и парня в этой паре называли «игральщица» и «игральщик», «почётница» и «почётник», «милёнка» и «милёнок», «занимальщица» и «занимальщик», «беседница» и «беседник», «вечеровальщица» и «вечеровальник» и т. п. Этнограф, собиравший сведения о быте крестьян Костромской губернии, так определил отношения внутри пары: «Игральщиком называет каждая девка парня, который больше всего с нею играет, которому она нравится, равно и ей он, другими словами, „милый"» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 56).
Процесс складывания игровой пары основывался на местных этикетных нормах и принятых правилах ухаживания. Обычно деревенский этикет требовал, чтобы инициатива создания пары исходила от парня. Для девушки считалось «зазорным», если она сама предлагала себя в почётницы, она могла только постараться привлечь к себе внимание парней: одеться «модно, благородно», набелить лицо, нарумянить щеки, насурьмить брови, быть в меру раскованной, веселой, в меру скромной – выглядеть и вести себя так, чтобы все восхищенно говорили: «Ну и девка, кровь с молоком», «Идет, словно павушка плывет», «Пройдет, так буде рубль подарит». Девушки должны были с достоинством принимать попытки парней завоевать их симпатию и выбрать, с кем соглашаться на «играние».
«Товар лицом продается», – говорит русская пословица. Привлекательными девушки считали парней высокого роста, с полным, румяным лицом. Особенно ценились широкие плечи («косая сажень в плечах»), говорившие о силе, и русые вьющиеся волосы. О красивом парне отзывались: «Кудрявый, румяный да веселый», а про сильного и здорового, но внешне непривлекательного молодца говорили: «И медведь здоров, да что им делать». Девушкам также нравились в парнях дерзость, озорство, удаль, ловкость, то есть то, что обозначалось словом «ухарство»: «С таким парнем не пропадешь и не заснешь». Парня-ухаря называли «подбей-щека да подбей-нога», окружающие одобрительно оценивали его поведение: «Ай да парень, никто супротив его не может!» Нерасторопность, неповоротливость воспринимались как большой недостаток. Девушка, которой повезло стать почётницей ухаря, пела:
Я не думала, не чаяла:
Мой-от миленький отчаянной.
Я отчаянных насмерть люблю!
Бесшабашному рубашку шью:
На рубашке косой вороток.
Не жалею девять пуговок в рядок.
Девять пуговиц оловянненьких,
Любят девки миловзглядненьких.
Девушка всегда с удовольствием соглашалась «гулять» с хорошо одетым, щеголеватым парнем, который умел играть на гармони, петь и плясать, был «вежливым и игривым». В конце XIX века у девушек пользовались популярностью парни, которые усвоили городскую моду – «напитирились»:
Сюртучок-то на нем новенький,
Сапоги новы с калошами,
Есть жилеточка с часами
И манжеточка с духами,
Русы кудри при помаде.
На Илье цепочка горит,
На Петровиче серебряная,
Горит перегарывает,
Про девицу разговаривает.
Почти у каждой девушки, за редким исключением, был почётник (дроля, прихехеня). Естественно, у видных девушек было больше шансов создать пару с «питенбурами», остальные утешали себя пословицей: «Хороши-то про хороших, а нам-то и так добро». Девушка, «не нажившая» себе игральщика, подвергалась насмешкам и со стороны своих же подружек, и со стороны парней, которые относились к ней с пренебрежением, забывали ее в играх и веселье. «Останица», «обсевок» – называли ее за глаза.
Завоевание почётницы
Во хорошем, во зеленом садочку
Гуляла душа красна девица.
Завидел удалой доброй молодец:
«Не моя ли та земчуженка катается?
Не моя ли та алмазная катается?»
Выбрав себе девушку «по душе и по сердцу», парень приступал к ее завоеванию. Правила ухаживания, принятые в молодежной среде, требовали от него осторожности в действиях: он должен был вести себя предельно корректно как на людях, так и наедине с девушкой. Любая вольность на этапе сближения игровой пары могла быть воспринята девушкой как оскорбление, посягательство на ее честь. Парень, выбравший себе почётницу, старался почаще попадаться ей на глаза, встретив на улице или посиделке, вежливо здороваться, называть по имени и отчеству, говорить «приятственные слова», давая понять о своих страданиях. В старинной вологодской песне об этом рассказывается так:
Как ходил-гулял Ванюша
Вдоль по улице,
Под Паранино окошко
Часто взглядывал,
Про Паранино здоровье
Часто спрашивал.
– Научи, душа Параня,
Как к тебе ходите?
Научи, душа Параня,
Как тебя любити?
«Ухаживая за девушкой, парень старается при встрече с ней оказывать предпочтительное перед другими внимание. Снимает картуз или шапку, бойко раскланивается, старается смешить ее разными шутками и прибаутками, вроде того: „Вы, Матрена что это отощали на манер поповой кобылы, не мешало бы вас маленько овсецом покормить" – или: „Кто это Парашенька, вам такой расчудесный платочек подарил?" – „А кто мне мил, тот и подарил". – „Кто же он такой, ваш прынц заморский?" – „Вы много узнаете, пожалуй, на старого кобеля будете похожи". – „А в таком разе ваш кавалер выходит вроде Володи, на манер соленых огурцов!" При этом парень пользуется удобным случаем: или ущипнет ту девушку, за которой он ухаживает, или осязает ее упругость и полноту» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 454).
Если парень не совсем понимал, готова ли девушка стать его почётницей, он пускал в ход хорошо известные в деревне приемы. Проще всего это было выяснить на посиделке. Например, парень мог вызвать свою избранницу через ее подругу на крыльцо, чтобы побеседовать с ней на улице с глазу на глаз. Если они договорились, то в избу возвращались, уже держась за руки. Можно было сделать и так: прийти на посиделку, поклониться девушкам, походить немножко, отпуская им комплименты, а затем сесть рядом с той, которая полюбилась. На деревенском жаргоне это называлось «сесть за прялку» и означало предложение «любиться». «Фартоватому» парню после этого полагалось сразу же попытаться обнять и поцеловать свою пассию, чтобы точно выяснить ее отношение к себе. Если девушка была согласна стать его почётницей, то она обычно вяло отмахивалась от объятий: «И век не хочется!», «И что это ты!» Если же парень неправильно оценил ситуацию, то мог получить от рассерженной девицы затрещину. Обычным способом выяснить отношение к себе девушки было занять ее место на лавке, когда она на время вышла из избы или отправилась на круг плясать. Возвратившись, девушка просила освободить ее место, а парень требовал за это поцелуя. Если парень нравился девушке, она его тут же целовала и садилась к нему на колени, если не нравился – прогоняла с места.
Способов заигрывания с понравившейся девушкой было множество. Например, на посиделках парень мог в отсутствие своей избранницы обсыпать солью ее кудель. А когда та начинала прясть и смачивала руку слюной, чтобы лучше скручивалось волокно, ее пальцы становились солеными. Ее крик и возмущение вызывали всеобщий смех, и радостные зрители указывали на шутника. В Святки, когда девушки отправлялись в баню или на перекресток дорог гадать о «суженом-ряженом», парень неожиданно появлялся перед своей почётницей, хватал ее и утаскивал под визг подруг.
Складывание игровой пары проходило на глазах всей молодежной компании. Вся девичья стайка с интересом следила за этим процессом, зачастую активно в него вмешиваясь. Девушки старались помочь обрести друга застенчивой подружке, или, наоборот, разбить, по их мнению, неудачную пару, или утешить девушку, родителям которой не нравился ее ухажер. Мнение девичьей группы доводилось до сведения всего молодежного коллектива в игровой форме на посиделках, гуляньях, толоках, свозах. Одобрение складывающейся пары, например, выражалось через так называемые припевки – короткие песенки любовного содержания. Песня связывала имена почётника и почётницы, желала им счастья и являлась своего рода залогом долговечности их пары:
Игнаша ходит по полу,
Сибирка нова до полу,
На ножках сапожки
С калошами скрипят.
Девки спросят – чей такой?
Марья скажет: «Игнаша мой!»
Многие припевки заканчивались словами: «Коль любой – так поклонись, нелюбой – отворотись». В архангельских селах после исполнения припевок девушки просили у парня в обмен на хорошо сделанное дело – «припетую» ему девушку – подарок:
Ты пожалуй, господин,
Нам за песенку
Виноградие красно-зеленое,
Уж ты рубль, либо два,
Либо вина полведра.
Если он скупился, то девушки старались наказать его песенкой, содержание которой, по словам очевидца, было таково, что «и в печать не может попасть по своим чересчур отборным, очищенным и режущим ухо выражениям» (Ефименко П. С. 1877. С. 133).
Если родители девушки были недовольны выбранным ею игральщиком, она могла попросить помощи у подруг:
Мне родители не дело говорят,
С кем охота, заниматься не велят,
Охохонюшки, тошно мне!
Помогите-ка немножко мне,
Моему горю несносливому,
В чужи люди невынослимому.
Девушки, узнав о ее горе, старались скорректировать ситуацию: например, приходили в Святки к ее дому «баскими наряжонками» и пели хвалу парню.
Когда игральная пара наконец складывалась, парень посылал девушке хороший подарок – «задаток», без которого их союз не считался действительным. Задатком могла быть, например, прялка, которую он сам сделал, деньги, сладости. В Вологодской губернии задаток состоял из фунта орехов, фунта конфет, двух фунтов «сыропных» пряников и некоторого количества денег. Парень вручал его или лично, или через подругу девушки, или через ее соседку. Если девушка приняла задаток и прислала отдарок – кисет, носовой платок, поясок с вышитой надписью (например: «Кого люблю, того дарю» или «Любезному Ивану Дмитриевичу от Дарьи Петровны навеки»), кольцо, то это означало, что она принимает его ухаживания и согласна быть его почётницей. Обмен подарками рассматривался как заключение между девушкой и парнем своего рода договора, который действовал в течение одного сезона. Его можно было продлить еще на сезон или расторгнуть и получить право выбрать себе на будущий год другую пару.
Отношения внутри игровой пары
Я сорву цветок, совью венок
Милому дружку на головушку:
Носи, мой друг, венок, не сранивай!
Люби девушку, не сказывай!
Люби девушку, не обманывай!
Отношения внутри игровой пары складывались по модели отношений между женой и мужем, принятых в крестьянской семье. Почётник играл роль хозяина дома, и почётница обязана была ему подчиняться. Он мог упрекнуть ее за плохой костюм, заставить уйти с посиделки или с гулянья, если посчитал, что она там плохо себя ведет и оказывает слишком много внимания другим парням и т. п. Девушке полагалось иметь «голову поклонную, ретиво сердце покорное»: спокойно принимать все его требования, не обижаться на сердитые слова и постараться выполнить все его пожелания. Почётник и почётница должны были помогать друг другу в сложных жизненных ситуациях. Парень защищал свою девушку и в случае необходимости вступался за ее честь, а девушка имела право вмешаться в толпу дерущихся парней и заслонить своего почётника от кулаков и дубинок. Деревенский этикет не позволял парням в этом случае оттащить ее в сторону или избить.
Во время молодежных сборищ почётник и почётница всегда были вместе, демонстрируя всем присутствующим свою симпатию друг к другу. Исследователь крестьянского быта в Каргопольском уезде Олонецкой губернии в 1875 году писал: «Холостой и девица в каждый вечер на беседе сидят друг против друга, и девица считает для себя оскорблением, если беседник сядет не к ней; равно и холостой обидится, если к его беседнице сядет кто-либо, кроме его. Короче сказать, холостой и девица, познакомившись, становятся неразлучными и на беседе, и в игре, и дорогой, когда идут с беседы, и на гуляньях, и праздниках. На гуляньях они не прогуливаются, а стоят, захватившись рука об руку, у какой-либо стены или опершись о перила, либо огороду» (Соколов. С. 29). Это правило довольно строго выполнялось, и лишь в редких случаях чужой парень решался пригласить чужую «милку» в игру больше одного-двух раз. Такая оплошность могла привести к драке, в которую включалась обычно вся мужская часть молодежной группы.
Вот, например, какая история произошла в 1897 году в селе Клепиково Вологодской губернии, когда один из парней посягнул на чужую девушку. Парень по фамилии Свистунов из села Фетиньино ухаживал за клепиковской девушкой Марьей. Он заплатил местным деревенским парням за Марью выкуп и «с той поры, – как рассказывал очевидец, – безнаказанно ходил к своей милой Маше. Раз он, по обыкновению своему, пришел на посиденку в Клепиково. На посиденке играли „заяньку"- Один парень из деревни Бревнова Иван Мушников играл с его Марьей. Первую „заяньку" проиграли, на вторую же Свистунов хотел „взять" Марью, но Мушников предупредил и уже взял его Марью. Это не понравилось Свистунову, и он не стал играть „заяньки". По окончании „заяньки" все сели и разговаривали между собою, кушая конфекты, пряники и орехи. Мушников продолжал сидеть с Марьей. Посиденка стала уже расходиться. Вдруг выбегает Свистунов, пляшет и поет: „Дальше Солнца не угонят. Сибирь наша сторона..." – что служит признаком, что молодец поющий собирается кого-нибудь отколотить. И действительно, только что вышли на улицу, как Свистунов набежал на Мушникова и ударил его по „башке", в это же время набежали некоторые из клепиковских робят и тоже ударили Мушникова. Скоро Мушникова сбили с ног и, проломивши голову в трех местах гирями, отпустили домой. Оказалось, что Свистунов посулил клепиковским робятам на четвертную, если они „подсобят" отдуть Мушникова. В скором времени Свистунов также был отдут в Клепикове, вследствие того что Мушников подпоил клепиковских робят. Последние не пристали за Свистунова, а Мушников привел своих деревенских робят, и таким образом напали на Свистунова, который был в то время на посиденке только один из деревни Фетиньина. Свистунов после этого стал искать, как бы „отколотить" Мушникова» (АРЭМ, ф. 7, оп. 1, д 120, л. 24).
Почётники постоянно обменивались подарками, которые подтверждали установившиеся между ними отношения и служили знаками внимания. Девушки дарили своим ухажерам ремни для гармоней, пряжки и ленты на шляпу, кисеты, пояски, бисерные украшения, которые парни прикрепляли к своей одежде. Например, об этом обычае в Вологодской губернии очевидец писал так: «Шапки парней унизаны нитями стекляруса и бисера, а спереди на них красуется что-то вроде кокарды: яркого цвета лоскуты с пуговицей посредине. Пуговицами обшиты вся рубаха, ворот, рукава. Пуговицами, стеклярусом и кистями унизан пояс. Пуговицы и лоскутки на голяшках валенков. Все это знаки расположения к парню девушек» (Скворцов Л. С. 39-40). В Святки, на Масленицу, Пасху, Троицу, а также в дни, установленные местной традицией (например, в осеннее и весеннее заговенье, в понедельник или в четверг на Страстной неделе и др.), девушки одаривали своих почётников яйцами. В Пасхальную неделю или на Троицу парень получал от своей почётницы от десяти до пятидесяти крашеных яиц. Парни дарили девушкам веретена, свечки, зеркальца, мыло. Лучшим подарком считались сладости: «рогожные кулечки» с «лампасье» (монпансье), шоколадные конфеты в красивых обертках, орехи в сахаре, пряники. «Фартоватые» парни угощали сладостями не только своих любезных, но и раздавали их целыми пригоршнями всем девушкам.
Дарение было обязательной частью отношений между парнем и девушкой. Если девушка «любилась» с парнем, забывая одаривать его, то этикет позволял ему попросить или даже потребовать подарка:
«– Я вот как давно к тебе, Маша, хожу, а ты мне ничего еще не давала, давай денег 1 р. 50 коп., и я опять стану к тебе ходить, а уж если не дашь, то не стану, что я буду за парень, если не выхожу от тебя ничего, все своим игровым дают, а ты мне не даешь даже таких пустяков, так дашь, Маша!
– Дам, милой Ваня, дам, в то воскресенье вставай раньше к заутрене, я буду ждать тебя у лав» (ЛРЭМ, ф. 7, оп.1, д. 120, л. 24).
Если парень забывал о подарках для девушки, то она могла ему спеть такую песенку:
Придешь в избу, милый,
Богу помолись,
Поскорее возле девушки садись,
Уж ты сядешь возле девушки,
Я спрошу же: есть ли прянички?
Еся прянички – весь вечер просижу,
Нету пряничков – с беседы прогоню:
Ты ступай, пустая рожа, от меня, –
Пофорсистее тебя подобрала!
«Любы»
Парень у девушки целоваться просил:
- Давай, давай, девица, давай поцелуемся!
Давай, давай, красная, давай поцелуемся!
Что у тебя, девица, губушки сладеньки?
- Пчелы были, мед носили, а я принимала.
- Что у тебя, девица, в пазушке мякенько?
- Гуси были, пух носили, а я принимала.
Игровая пара складывалась для того, чтобы, как говорили крестьяне, «любиться» – то есть проводить время, как мы бы сейчас сказали, в эротических играх, забавах. Неписаные правила этикета определяли место и время этих забав, а также то, что в них было позволительно, а что запрещалось.
«Любы», как правило, устраивали в своем кругу, чтобы не видели родители и посторонние люди. Считалось верхом неприличия «любиться» на глазах односельчан:
Ты, мой милый, не балуй:
Принародно не целуй,
Поцелуй меня на улочке
В дядином закоулочке.
Весной и летом, когда игровые пары еще только складывались, «любы» проходили в лесу, на лугах, на берегах рек и озер, куда пары удалялись после хороводов и плясок. В осенне-зимнее время – на посиделках.
Эротизм молодежного общения подразумевал самые простые формы физического контакта: ласки, объятия, поцелуи, сидение на коленях друг друга, хождение «под полой» – то есть прижавшись друг к другу, и др. Крестьяне, делясь воспоминаниями о своей молодости, рассказывали, что на посиделках «вообще только и дела, что целуется молодой народ. На середине избы во время игры целуются несколько пар: кто улыбаясь, а кто делая неприятную гримасу. На лавке, глядишь, тайком, скрываясь за лопастью пряселки, девушка целует молодца. У столба, который поддерживает в избе воронец полатей, близ голбца, опять целуются и обнимаются» (цит. по: Александров В. А. С. 16). Все молодежные игры, хороводы пляски сопровождались или заканчивались поцелуями. Иногда девушку после пляски заставляли целоваться с парнем столько раз, «сколько прикажут» окружающие. Среди молодежи особенно ценились поцелуи «с языцком» и с тонким цокающим звуком: «В темной избе, когда не слышно целующихся пар и вокруг царит тишина, этот многократно повторяющийся поцелуйный писк производит впечатление мышиного концерта» (цит. по: Морозов И. А., Слепцова И. С. С. 367). В старину такие, поцелуи назывались лобызаньем (от слова «лобзь» – губа) и не одобрялись Православной Церковью, в отличие от поцелуя с сомкнутыми губами, который рассматривался как благопожелание. Но в молодежной компании парень и девушка, не умевшие «лобызаться», считались не созревшими для игры в почетника и почётницу. Парню разрешалось заключать свою избранницу в объятия, «тискать», мять ее грудь, засовывать ей руку за ворот рубахи и под подол сарафана. «Горячие объятия» дозволялись и во время такого молодежного развлечения, как «комякование». Его устраивали или во время Святок, или в заговенье перед Рождественским постом. В посиделочную избу или на гумно приносили солому, раскладывали ее по полу, гасили свет и парами укладывались на пол. Затем один из парней, тесно прижавшись к своей девушке, начинал кататься с ней «кубарем» по соломе. Остальные парочки, ожидая своей очереди, проводили время в поцелуях и объятиях.
Обычным явлением в русской деревне XIX века были совместные ночевки почетника и почётницы, которые в большинстве своем проходили в осенне-зимнее время. Они назывались «ночлежки», «гаски». После окончания посиделки вся молодежь отправлялась на сеновал, чердак посиделочной избы или в баню и там, разбившись на пары, укладывалась спать: «Каждый парень выбирает себе какую-либо одну девку и на ней сосредоточивает свое внимание. „К чужой лезть" не дозволяется, иначе возникает неудовольствие и даже драка между парнями, хотя надо сделать оговорку, что подобные случаи редки» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 201). Вот как описывается такая ночевка в одном из сел Калужской губернии: «Во время праздничных ночлежек допускаются вольные обращения парней с девицами, „хватают за имички", по выражению одного крестьянина, но это бывает только впотьмах, после веселья, с девкой, уже облюбованной парнем... Просидевши до полночи, тушат лучину, и парень в объятиях девицы, избранной им, ложится спать: „Как сабе надобить", позволяя себе вышеуказанные вольности, парни и девицы в данной местности соблюдают целомудрие и не вступают в половую связь: „Малиничка как катинятачки лижат сабе асобя, а у бани у аднэй"» (Там же. С. 201).
Во многих деревнях считалось вполне допустимым, чтобы парень оставался у девушки ночевать и после так называемого сидения или домовничанья. Поздним вечером, когда все в доме уже спали, парень приходил к своей почётнице на «сидение» и развлекал ее беседой, пока она вышивала, плела кружева. Если родители ложились спать в другом помещении, то парень, воспользовавшись случаем, укладывался с ней на полати «для игры». На домовничанье девушка приглашала парня, когда ее родители уезжали из дому, а она оставалась в доме за хозяйку. В селе Фетиньино Вологодской губернии домовничанье проходило так: «Девка, оставшаяся домовничать... называет нескольких подруг, избранных, и в то же время извещает и своего „избранного", чтобы он явился на домовничанье. Таким образом, на домовничанье бывает один парень – „игровой" домовницы. На домовничанье дается угощение – пьют чай и ужинают, а к ужину домовница запасает и водочки для „своего". Во время домовничанья так же, как и на посиделках, девицы занимаются плетением кружев, а парень играет на гармошке и любезничает с домовницей... Во время любезничания парень сидит у девки на коленках, обняв одною рукою ее шею, другую запустивши в груди, девка же напевает песни, направленные к нему, вставляя в песни имя сидящего на коленках. Песни подпевают и прочие домовницы. Однако парень не оставляет без внимания и этих последних, так же заигрывая, как и с „игровой". Домовничанье кончается за полночь, и парень нередко остается на ночь, ложась спать неподалеку от девки» (АРЭМ, ф. 7, оп. 1, д. 126, л. 4). Иногда ночевка парня со своей любезной кончалась его паническим бегством при неожиданном появлении родителей девушки. Один вологодский парень рассказывал: «Раз узнал я, что девка, с которой я любился, спит в избе одна. Забрался я к ней в ночи, залез на полати и полеживаю. Приди же на ту пору ее отец спать в ту же избу и на полати тоже. Я с краю у печи, она пришлась на середине, а он у вольного краю. Я лежу, не шелохнусь и думаю себе: как старик уснет, тот же сейчас и задам дёру. Только и покажись старику студено что-то. Он и говорит девке: „Марья! Пусти-ка меня поближе к печке", а та и сказывливает: „Тутотко места совсем мало – негде будет упоместиться". – „Полно-ка врать-то, пусти!" Вижу я, что мне несдобровать; я не помню и как с полатей-то соскочил, да и дралова» (Иваницкий Н. А. 1890. С. 66).
В целом ночные развлечения молодежи воспринимались деревенским сообществом как норма поведения, при условии, что сексуальная активность парней и девушек не переходила в интимную близость. Калужский наблюдатель народной жизни отмечал: «На посиделки и прочие слишком не нравственные увеселения родители и старшие смотрят сквозь пальцы, говоря, что молодежь стала „вольница и ничего-то с ней не поделаешь"» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 452).
Все эти «любы» рассматривались девушками как проявление симпатии со стороны парней. Очевидец писал: «Даже хватание, поднятие платья, обнимания и т. п. не считаются девушками обидными и предосудительными, но даже похваляются родителями в целях привлечения парней к женитьбе на них» (Там же. Т. 1. С. 464). Девушка, отказывавшаяся по какой-либо причине от эротических забав, могла быть изгнана из молодежной компании, что грозило ей остаться старой девой. В то же время общественное мнение отказывало девушке в праве проявлять инициативу в любовной игре. Считалось верхом неприличия, если она сядет к парню на колени, будет первой обнимать его, целовать, расстегивать ворот рубахи. Она должна была делать вид, что слишком активное ухаживание парня, слишком большие вольности в обращении ей не по душе.
Модель эротического поведения молодежи, созданная и утвержденная многовековой традицией, была направлена на то, чтобы сбросить сексуальное напряжение, характерное для молодости, и одновременно препятствовать появлению нежелательной добрачной половой близости. Любовные игры следовало прекращать, если дело заходило слишком далеко. Девушка должна была «блюсти себя», а парень уважать девичью честь. Исследователь крестьянского быта в конце XIX века писал об этом так: «Быть выбранной парнем и вообще иметь ухаживателя на посиделках является честью для девушки, но иметь полюбовника – это не честь, а бесчестие» (Там же. Т. 1. С. 465). Это правило старались выполнять в первую очередь девушки, для которых утрата девственности до брака была чревата многими бедами. Представление о необходимости соблюдения парнями и девушками добрачного целомудрия восходило к православной концепции восхваления девственности и «богоугодного аскетизма». С точки зрения Православной Церкви интимные отношения между мужчиной и женщиной возможны только в браке и только в том случае, когда они направлены на рождение детей. Соответственно, интимные отношения вне брака, чувственные наслаждения обозначались словом «блуд».
Измена
У моего ли друга милого
Нету правды в ретивом сердце.
Говорит он, все обманывает,
Из ума меня выведывает:
Одного ли я его люблю.
Одним из неписаных законов игры в почётника и почётницу было сохранение верности друг другу. В молодежной среде считалось недопустимым, если девушка за сезон неоднократно меняла почётника. Девушку-«изменницу» осуждали даже ее подруги: называли ее заблудящей, не пускали на посиделку, не приглашали в игры, рассказывали всем о ее недостатках. Девичья стайка разрешала брошенному парню по собственному усмотрению наказать свою бывшую любушку: он мог при всех выразить ей свое презрение, вытащить ее за руку или за косу из хоровода, даже побить. Обиженный парень имел право применить к изменившей ему девушке и более жестокое наказание: отрезать ей косу, обмазать ворота ее дома дегтем или повесить на них детскую люльку, объявляя тем самым, что она «початая кринка» (то есть утратившая девственность). Однако эти действия были чреваты для парня крупными неприятностями, так как на защиту девичьей чести вставали ее отец и братья.
Девушка, оставленная своим почётником, должна была постараться вернуть его или наказать за измену. Если девушке не удавалось вернуть своего любезного, то она получала от подруг негласное разрешение на выбор другого.
Правила поведения, принятые в молодежной среде, не позволяли ей бороться за парня открыто. Считалось, что «брошенка» не должна навязываться бывшему почётнику. Нередко в этих случаях девушки обращались к помощи магии. Например, нужно было взять у обманщика платок, которым он вытирал пот, и бросить его в огонь со словами: «Как пот сохнет, так бы и он сох» (Русские заговоры и заклинания. С. 136). Верили, что если ранней весной, когда лягушки поют свои любовные песни, взять лягушку в одну руку, а другой подержать за руку своего милого, то он обязательно вернется. Это счастливое событие произойдет и в том случае, если дать ему калачик, выпеченный из теста с добавлением сала голубя, и сказать: «Как живут между собой голубки, так же бы любил меня раб Божий» (Майков Л. Н. С. 133). Добившись его возвращения, девушка имела право тут же бросить неверного. Этот поступок воспринимался как восстановление равновесия – обманщик получил по заслугам.
Наказание парня за измену зависело от характера девушки и силы чувств между ними. Иногда девушки были достаточно мстительными. Исследователь жизни костромских крестьян отмечал: «Но горе поигральщику, который изменит своей поигральщице и станет „вандалажиться", то есть заниматься с другой. Первая поигральщица мстит ему, и не задумывается ни перед какими способами» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 70). Часто девушка, испытывая обиду на своего бывшего почётника, старалась припугнуть его, обещая навести порчу. Калужская крестьянка говорила горожанину, не верящему в магию: «Ты не веришь, что любжу делают, а вон и в песне поется: „Искала тех следочков, где мил гулял со мной", – вот, говорят, бабки-то ворожейки и находят следы парня, который разлюбил; вынимают эти следы и сушат их над огнем помаленечку, знамо, со словом, а без слова ничего не поделаешь; парень-то затоскует и станет сохнуть, как его след на огне; так-то и привораживают» (цит. по: Топорков А. С. 25). Судя по всему, угрозы со стороны девушки были довольно действенны тогда, когда парень узнавал, что девушка хочет с помощью магии вернуть его или, наоборот, отомстить за обиду. Слух об этом распространяли подруги бывшей почётницы. Она сама могла ему бросить слова: «Ты еще меня попомнишь! Сделаю я тебе!» – или пропеть:
Я сама дружка повысушу,
Я повысушу, повыкрушу,
Я не зельями, не кореньями,
Без морозу сердце вызноблю,
Без краснова солнца высушу,
Схороню тебя, мой миленький,
В зеленом саду, под грушею.
Парень, как и все в деревне веривший в действенность магических чар, начинал постоянно думать об этой угрозе. Ой вспоминал о прянике, которым девушка угостила его, о выпитом из ее кувшина квасе, о потерянном платке, то есть о предметах, которые она могла заговорить, и под влиянием самовнушения и страха мог действительно заболеть.
Однако отношение к парням-изменщикам все-таки было более лояльным, чем к девушкам-изменщицам. Если парень заводил себе еще одну или даже несколько любушек, то его начинали стыдить, в некоторых случаях рассерженные девушки могли пропеть ему неодобрительную частушку, а парень обычно старался «отшутиться да отсмеяться». Парня наказывали изгнанием с посиделок и гуляний только в том случае, если он вел себя по отношению к девушкам уж слишком недостойно и слыл «погубителем девичьей красы».
Если игровая пара в результате измены распадалась, то парень и девушка должны были вернуть друг другу подарки: «Ты отдай, отдай да мой тальянский плат, а себе возьми свой злачан перстень», – говорилось в любовной песне.
Я не зельями, не кореньями,
Без морозу сердце вызноблю,
Без краснова солнца высушу,
Схороню тебя, мой миленький,
В зеленом саду, под грушею.
Парень, как и все в деревне веривший в действенность магических чар, начинал постоянно думать об этой угрозе. Ой вспоминал о прянике, которым девушка угостила его, о выпитом из ее кувшина квасе, о потерянном платке, то есть о предметах, которые она могла заговорить, и под влиянием самовнушения и страха мог действительно заболеть.
Однако отношение к парням-изменщикам все-таки было более лояльным, чем к девушкам-изменщицам. Если парень заводил себе еще одну или даже несколько любушек, то его начинали стыдить, в некоторых случаях рассерженные девушки могли пропеть ему неодобрительную частушку, а парень обычно старался «отшутиться да отсмеяться». Парня наказывали изгнанием с посиделок и гуляний только в том случае, если он вел себя по отношению к девушкам уж слишком недостойно и слыл «погубителем девичьей красы».
Если игровая пара в результате измены распадалась, то парень и девушка должны были вернуть друг другу подарки: «Ты отдай, отдай да мой тальянский плат, а себе возьми свой злачан перстень», – говорилось в любовной песне.
